Глава «Балак»: Человек с сильной душой

16 Тамуза 5785 г.

Во имя благополучия и победы наших воинов, возвращения пленных и исцеления раненных.

Во имя памяти о Любе бат Михаэль из семьи Гинзбург (Лейзерсон-Мешков) и ради возвышения ее души.

Неустанный борец за алию русскоговорящего еврейства, целостность земли Израиля и раскрытие чистого света Торы и пророков.

Ушла из жизни 9 Тевета (день окончания пророчества в период второго Храма) 5782 г.

О посте 10 тевета

Черный дым и свет - отрывок из книги «Как Ошеа стал Йеошуа»

***

Информация о новой книге «Как Ошеа стал Йеошуа» здесь. 

***

Царь Моава Балак смотрел на густой дым и на стан сыновей Израиля, в центре которого переносной Храм, а вокруг него – шатры. Смотрел он сверху вниз, с моавитского плато на Ярдэнскую низменность. 

Дым городов внушал страх, а красота стана поражала его. Ну какая уж красота у шатров? Особый свет. И не только свет переносного Храма, но и свет всех шатров Израиля. Казалось, что от каждого столпа поднимается луч света, достигая Небес. И у каждого свой особый оттенок. Не только в Мишкане, но и в каждом шатре – Бог.

«Как прекрасны эти шатры», – думал Балак. Как в их Храме – Бог, так и в каждом шатре Бог. Бог любви между мужем и женой, любви к детям, к родителям. Но что же это получается? Этот Бог любви сжег города Сихона и Ога и закрыл все небо пеплом?  

Как один и тот же Бог может выводить Свое воинство на войну, разрушать и истреблять, а затем раскрывать свет любви в шатрах, выстроившихся вокруг Его Храма. Балак не мог понять, что один и тот же свет, входя в материальный мир, разлагается на несколько лучей. Все они достигают души сыновей Израиля. В ней есть всё: и любовь к близким, и ненависть ко злу. И все это проявления луча, протянутого от Источника жизни.

Балак испугался и позвал самого известного колдуна – Билъама, который стал жрецом в Мидьяне, сменив Итро. Тот прихватил все то отвратительное, чем пользуются колдуны - жаб и змей, человеческий череп, кровь жестоко забитого осла, и отправился в путь.

И вот он с Балаком стоит на краю моавитского плато и смотрит вниз. Как ни разглядывал Билъам стан сыновей Израиля, Божественный свет, излучаемый каждым шатром, ослеплял его, не позволял ему наложить порчу его дурным глазом. Билъам пытался закрыться от этого света, хотя бы частично, и смотрел на стан Израиля сквозь пальцы. Не помогало: свет был таким же сильным. Закрывал глаз, чтобы проклясть с закрытыми глазами, но и это не помогало – и с закрытым глазом он видел этот свет.

Тогда он подумал: почему свет Бога в шатрах Израиля? Потому что каждый шатер похож на Мишкан, переносной Храм. Муж и жена – в любви и согласии, как два золотых ангела над ковчегом завета. И как в ковчеге завета скрижали, так и в доме – союз между мужем и женой, в основе которого Тора, Божественное учение и повеление. И когда муж подходит к жене или жена к мужу, между ними льется свет, возвышая все вокруг. Говорят, имя Бога зажигается между ними. И союз человека с Богом подобен союзу с женой, а привязанность женщины к Богу – ее союзу с мужем.

«А вот это-то мы и проверим», - подумал Билъам.

И вот с южной стороны от стана сыновей Израиля, в центре которого возвышался Мишкан, откуда пробивался Божественный свет, и во всех шатрах был его отблеск…

К югу от стана колен Израиля вырос шумный пестрый лагерь – женщины из Мидьяна и Моава разбили его. Разноцветные шатры, яркие цветастые наряды, благоухание, манящий запах – воскурения Бааль Пеору, идолу бесстыдства, распространяется из шатров. Изображения Бааль Пеора не видно, идол только в шатрах. У одних Божественный свет в шатрах, у других - идол вседозволенности. Что лучше? Хохот, веселье. Мелькают красавицы в нарядных платьях, перебегая из шатра в шатер. И сыновья Шимона, стоявшие с юга, пошли взглянуть на это невиданное диво, вдохнуть дурманящий запах, разглядеть поближе женщин, мелькающих между шатрами. С оружием и не по одному они приблизились к этому сказочно красивому и манящему стану. Но красавицы их быстро растащили по шатрам. А там и вино… Да кто его знает, какие еще удовольствия.

Вот только для того, чтобы задержаться в каком-либо шатре, пировать там и веселиться, женщины требовали поклониться Бааль Пеору. «А какие же удовольствия без силы этого идола?» – шептали они, каждая - одному из сыновей Шимона, остановившемуся в растерянности на пороге ее шатра. И сыновья Шимона распростирались перед божеством вседозволенности, распростирались там, где стояли, уже в шатре, но у порога – дальше не пускали, если не склонится перед идолом необузданных человеческих страстей, помогающим отбросить всякий стыд. Сыновья Шимона говорили себе: а что такого, мы же не верим в Бааль Пеора, а кланяемся ему и распростираемся перед ним, только чтобы задержаться в том шатре, где нам нравится.

Сыновья колена Шимона ринулись в шатры женщин чужого народа. Если все они приведут своих новых подруг в стан, в шатры Израиля – это будет конец.

А веселье уже перемещается из стана мидьянок и моавитянок в стан колена Шимона. Так погибло не одно войско: враги врывались в стан противника, когда там начинался беспечный разгул. Моше пошел к шатру - переносному Храму - спрашивать, что делать. Но ответа не было. Вместе с другими старейшинами, Моше стоял в полной растерянности. Вот встань он, Моше, сейчас в центре стана и прокричи: «Кто за Бога – ко мне!» - никто бы не бросился к нему, чтобы остановить безумие, разгоравшееся в стане. Потому что понимали, что попытка вышвырнуть бесстыдных женщин из стана приведет к вооруженному столкновению с коленом Шимона. А на чьей стороне правда? Ведь те, кто привел чужих женщин в свои шатры – они же не совершили ничего запрещенного. А то, что они поклонялись Бааль Пеору? Во-первых – это так просто, они в него не верили. А когда человек делает что-то просто так, без веры в идола – это не идолопоклонство. Все равно запрещено, так как подобные действия оскверняют Имя Всевышнего? Так никто же не видел! Если кто распростирался перед идолом – только в шатре, внутри! А свидетели-то где? Так что даже в суде никто не сможет обвинить: свидетелей-то нет!

Поэтому, когда Моше велел судьям всех колен – не только Шимона – судить всех, кто поклонился Бааль Пеору, и казнить за идолопоклонство, то судьи не двинулись с места, продолжали стоять в растерянности у переносного Храма, ко входу у которого собрались. Пусть Бог Воинств покажет Себя. Но Бог молчал.

После всех чудес, после всех побед над народами, склониться пред Бааль Пеором, идолом бесстыдства и разврата! Когда дым горящих городов и селений, где укоренились разврат и пролитие крови еще закрывает небо… Еще немного - и Бог оставит стан сыновей Израиля. И пусть они потом молятся, оправдываясь тем, что колено Шимона не допустило никаких формальных нарушений. И вообще – никто не видел… Как будто любовь, особенно любовь к Богу, укладывается в формальные рамки. Там, где любовь между мужем и женой, – там Бог; там, где люди с такой легкостью дают волю животным инстинктам, – там Его нет.

Йе'ошуа попросил Моше, чтобы тот разрешил воинам Эфраима окружить шатры Шимона и усмирить обезумевшее колено.

Моше не разрешил. Колено Шимона – отчаянные воины, потомки того, кто в одиночку победил целый город. И дело не в том, кто кого – в такой войне победителей не будет.

Обратиться к ним? Моше не мог. Люди в таком состоянии не понимают слов, даже слов пророка.

Йе'ошуа знал, что, кроме формального закона, есть и неформальный. Божественный, незаписанный.

Разрушение святости семьи, будь то со стороны мужчины или со стороны женщины, воспринимается Небесами как разрыв союза с Богом. Богом любви. Не просто любви – высокой и святой любви. Где вседозволенность – там нет Бога. И у колена Эфраима есть право обнажить мечи… Но Моше прав – победителей не будет.

А князь колена Шимона по имени Зимри решил устроить гулянье для всего своего колена. Он схватил знатную молодую женщину из Мидьяна по имени Казби и потащил ее за руку прямо к переносному Храму, месту святости и чистоты. Застыл с нею вместе перед судьями, Моше и Йе'ошуа, ожидая, кто посмеет тронуть его, если он никакого закона не нарушает, а только приумножает любовь (как он ее понимает). Молчание, растерянные взгляды… И Зимри потянул Казби, смеющуюся и блистающую золотом украшений, в свой шатер.

Теперь все колено – даже те, кто сомневался, и другие колена – все сделают так же: приведут к себе в шатер женщин из чужого народа. Ведь люди должны жить в радости, а не в вечном страхе перед Богом. Да и запрета-то нет никакого взять наложницей женщину из чужого народа. А если у нее где-то за поясом заткнуто изображение Бааль Пеора… Так что ж, ее обыскивать при всех, что ли?

И вдруг… Нашелся сумасшедший. Сумасшедший ли? Ведь не разум, а душа знает, что такое любовь. Разум только думает, что он многое знает о любви… О любви Бога к народу, которая невозможна без любви в каждом шатре.

Нашелся человек с сильной душой, которая не позволяет разуму всегда и везде подавлять себя. С чистой душой, свободной от низменных устремлений. Тот, кто знал, что такое любовь и как осквернение любви к жене оскверняет шатер, в котором свет Бога и имя Бога. В таком шатре обязательно поселится Бааль Пеор – идол бесстыдства, и человек будет служить этому идолу, хочет он того или не хочет. А у кого нет жены? А если нет жены, так что же – бесстыдство допустимо? Разве не слышали, разве не рассказывали им отцы о том, что открылось им у горы Синай: каждый шатер свят, каждая пара, вступившая в союз, свята, ибо Бог подбирает пары, и благодаря Божественному провидению люди встречаются. Когда любовь вспыхивает, как огонь, имя Бога соединяет пару и не дает любви угаснуть. И вся жизнь – горение, когда в доме рождается имя Бога – горит и не сгорает. 

И это-то все променять на бесстыдных идолопоклонниц, их разноцветные одежды, громкий смех и пьяное веселье?

Сумасшедший - он знал лучше разумных, что делать, и Бог был с ним. Просто другие забыли о том, что закон Бога не всегда укладывается в какие-то формальные рамки. И тот, кто прекращает осквернение имени Бога одним ударом, не заботясь о своей дальнейшей судьбе, – он и прав по закону.

Пинхас, сын Элазара, сына А'арона, сын Элишевы, дочери Итро, встал спокойно, снял наконечник копья, спрятал его под одеждой, оперся на древко, как на посох… Откуда внук А'арона знает, как воевать? И копье у него было, и в военной хитрости ему не откажешь. Пинхас всегда хотел участвовать в исполнении самой важной заповеди – завоевании земли Израиля. Старался всегда быть рядом с Йе'ошуа. И учился в пустыне с теми, кого учили выходить в сражения. Не только наносить удары мечом и копьем умел, но и стрелять из лука мог он, и оружие приобрел. А еще учился у Й'еошуа военным хитростям: как поставить засаду на врага, как обмануть его, как выйти в разведку, притворившись местным жителем, торговцем или пастухом, а оружие спрятать под одеждой. И Элазар выходил в бой против воинов Сихона и Ога. И все это не мешало ему постигать Тору из уст отца и обрести мудрость и праведность. Моше сказал: «И увидят народы той земли, что имя Бога читается на тебе, и убоятся тебя».

Так оно и выходило. Идолопоклонники бежали от одного вида Пинхаса и других праведников и мудрецов Торы, так как они казались им ангелами.

И не случайно решение созрело у Пинхаса в одно мгновение. Вот он снял наконечник с копья и пошел, опираясь на древко, как на посох. Казалось бы – зачем? Если он уже решил – ворвался бы неожиданно в шатер Зимри с оружием в руках и поразил бы князя колена Шимона. Да уж, как же… Если бы он бросился с оружием в руках к шатру Зимри да еще и закричал бы: «Кто за Бога – ко мне!», так ему бы не дали добежать. И убили бы на месте, набросившись всей толпой. Да кто же это был бы, кто бы посмел бы расправиться с сыном Элазара, сыном А'арона?  Как кто? Сыновья Шимона. Они о чем-то спорили, шумели у шатра своего вождя перед тем, как ринуться в стан женщин из Мидьяна и моавитянок, чтобы все, кто не успел еще, захватили себе наложниц и привели или притащили силой в свои шатры на руках. 

Люди ни одного из колен не носили какие-либо особые одежды, и на Пинхаса, направлявшегося к шатру князя Зимри, где и без того толпилось много людей, никто не обратил внимания. Молниеносно, как в бою, он откинул завесу шатра и на ходу, уже внутри, достал наконечник и насадил его на древко копья. Также молниеносно он проткнул одним ударом два тела. Это могло быть в бою. Но он еще и поднял их на копье и вынес из шатра. И это уже было чудом – и сил хватило, и копье не сломалось.

На мгновение сыновья Шимона, собиравшиеся в поход за женщинами и шумевшие возле шатра Зимри, оцепенели, умолкли. Но, несмотря на изумление, они тут же увидели, что произошло чудо: вынести из шатра на копье два тела никто не может. Кровь не стекала по копью. Однако очевидность чуда не помешала им броситься на Пинхаса с обнаженными мечами. И ему бы не миновать расправы, если бы Бог не очертил вокруг него невидимый круг, который никто не мог переступить. Пытались, но не могли.

Он стоял со своей ношей. И было стыдно за Зимри высоко на копье, выставленного всем на обозрение. Пинхас стоял со своей ношей, а на него кричали разъяренные люди: «Что сделал этот пришлый?! Какое негодяйство – вот так вот, как с животным, как с быком каким, расправиться с князем самого сильного и мужественного колена! Да еще выставить его мертвым всем на обозренье… Смерть ему! Судить! Зачем судить? Осквернил имя Бога и еще свое деяние всем напоказ выставляет! За такое не судят – смерть на месте.

Но почему Пинхаса назвали пришлым? Потому что он был не из колена Шимона и проник в стан сыновей Шимона? Нет – не поэтому. Ему кричали: «Твой дед откармливал быков, чтобы принести их в жертву уродливым идолам, а ты убил князя колена Шимона, прямого потомка Яакова. Ни один из предков Зимри не был идолопоклонником».

Конечно же, Пинхасу припомнили, что отец его матери, Итро, служил когда-то идолам с большим усердием.

Кричали, потому что не могли дотянуться до него, иначе давно бы уже с ним расправились. А поскольку существовала опасность, что не оставят его в покое никогда, Бог велел Моше объявить всем, что Пинхасу дарован союз мира: он будет человеком цельным, и никто не сможет нанести ему ущерб. Ни ему, ни его семье. Мир Бога. Защита со всех сторон.

Мера за меру: он понял, как спасти союз с Богом для всего народа, а Бог заключил с ним союз мира. Союз Бога с Пинхасом весил столько же, сколько союз с Богом всего народа, союз, который висел на ниточке и чуть не разорвался. Сказал Бог Моше, чтобы он объявил всем: «Вот, даю Я ему Мой завет мира. И будет он ему и потомству его после него заветом священства вечного за то, что он вступился за Всесильного своего и искупил сынов Израиля».

Так почему же Пинхас был отправлен с ковчегом завета на войну, а не Йе'ошуа? Потому что, если в момент греха золотого тельца Йе'ошуа был единственным человеком, который был чист от этого греха полностью, то теперь Пинхас был единственным человеком, у которого было достаточно заслуг, чтобы вывести народ на войну против Мидьяна. Он единственный был чист полностью от греха поклонения Баалю.

***

На протяжении двадцати пяти лет я, вместе с женой, Люба бат Михаэль, светлой памяти, занимался тем, чтобы сделать тексты пророков понятными и доступными.

Мы составили пятнадцать книг - развернутый ясный понятный комментарий к книгам пророков. В том числе и к книге Йехезкель.

Понятие Гог из страны Магог расписано подробнейшим образом на основе многих трудов, в том числе «Ткуфа аГдола» рава Кашера, и Мальбима.

Ясна разница между Амалеком и Гогом (как явлениями). Описан третий Храм, его значение и влияние на мир.

Вышла эта книга и на английском.

Я написал также повесть для детей,«Как Ошеа стал Йеошуа»: кто мы такие, как возник и сформировался наш народ, как воюем изпокон веков, почему Земля Израиля — особенная земля. Можно читать повесть вместе с детьми, развивать у них любовь к знаниям, воображение, эстетическое чувство.

К сожалению, почти ни в какой школе это не сделают вместо нас...

*** 

Познакомиться и заказать книги можно  здесь.

Информация о новой книге «Как Ошеа стал Йеошуа» здесь. 

Если не удобно через сайт, то адрес для заказа:

zeevmeshkov@gmail.com  

тел. 0528489671